Духовное значение народно-исторической памяти в годы Великой Отечественной войны

1. Военно-фронтовая перспектива в тогдашнем нашем представлении В годы войны на территории Белоруссии при наступлении на Запад сходились три фронта: первый, второй и третий, которые и назывались Белорусскими. Мне выпала участь быть некоторое время на Втором Белорусском фронте в том месте, где его линия проходила по реке Проня, что протекает недалеко от г. Чаусы Могилевской области. Фронтовые бои там продолжались тогда около шести месяцев – с октября 1943 года по март 1944 года. В конце марта состоялся наш прорыв, и фронт ушёл дальше в сторону Берлина вместе с моим отцом, которому пришлось ходить в атаку в штрафной роте. (В ходе атаки, замечу по ходу рассказа, он был ранен, и ранение сохранило ему жизнь вместе с полученными боевыми наградами. Кажется, одной из самых ценных наград для него было Письмо на Родину). А мой шестимесячный срок пребывания на передовой послужил таким жизненным опытом, который нельзя приобрести даже за многие годы размеренной мирной жизни. Подъезжая к фронтовой полосе, можно было услышать и увидеть многое из того, что характеризует фронтовую обстановку: гул артиллерийской канонады, зарево в ночном небе, полевой госпиталь, ПАХ (походную авто-хлебопекарню). ПАХ и полевой госпиталь располагались как можно ближе к передовой – лишь бы не залетали артиллерийские снаряды противника. Жить, конечно, приходилось в землянках, есть из солдатского котла. Почему-то в солдатском рационе больше всего было пшена. Помнится, на пачках с пшёнкой можно было прочитать такие стихи:

Поправляйся кашей пшённой,
А врага корми стальной
Чтоб он, гость неприглашённый,
Не топтал Земли родной.

 В клубе, где демонстрировались кинофильмы для раненых из полевого госпиталя, висел девиз: «Смерть немецким оккупантам». Слово «фашист» было тогда не в ходу, да фактически о нём и не помнили. Врагом был не абстрактный фашист, а конкретный немец, фриц. Призраками на фронте не забавлялись. Говорю я об этом для того, чтобы обрисовать точнее именно военно-фронтовую перспективу видения того, чт? и как, в какой духовно-психологической обстановке, ожидалось с нашей стороны. А было так, что старые русские солдаты – участники Первой мировой войны – понимали, что Вторая мировая война пришла на нашу Землю как продолжение Первой. Обе военные кампании были направлены в первую очередь против России. Знал об этом и мой дед (по материнской линии) Алексей Кондратьевич Петров, откушавший в Первую мировую немецких отравляющих газов, знала об этом и его семья. Сейчас для меня совершенно очевидной и естественной представляется оценка военного вопроса, данная моим белорусским земляком Иваном Лукьяновичем Солоневичем (1891– 1953), развенчивающая мифы о причинах военного конфликта между СССР и Германией. Мифы эти возникали, да и сейчас ещё бытуют, вокруг убедительной, на первый взгляд, но ложной схемы рассуждения: «Враг моего врага – мой друг (в войне – союзник)». Германия могла предстать союзником в глазах тех, кто считал своим врагом коммунистов; бывшие страны Антанты могли предстать друзьями для тех, кто хотел бы видеть в них врагов Германии. Солоневич же утверждает, и правильно утверждает, следующее:
 Цель Германии была совсем не в том, чтобы «освободить мир от коммунистов» и даже не в том, чтобы присоединить восточные страны, но в том, чтобы обезлюдить важнейшие области России и заселить их немцами.
 Их план был задуман давно:
1. Разорить и ослабить Россию войной и революцией;
2. Истребить русскую национальную интеллигенцию руками большевиков <…>;
3. Истребить по возможности русское население в захваченных областях (отсюда голодные и раздетые концлагери, «остербайтерство», система «заложничества» и т.д. Аушвицкие печи для евреев были только генеральной репетицией массового истребления в завоёванных областях).
4. Заселить и германизировать оккупированные области.
5. Расчленить остальную Россию (демагогия среди русских меньшинств) и обеспечить повсюду марионеточные германофильские правительства.
 Таким образом, вторая война, в которой Гитлер возродил и вынес на восток империализм с его традиционными приёмами, обнажила всю глубину национального презрения, ненависти и жестокости германцев к русскому народу» (Иван Солоневич. Коммунизм, национал-социализм и европейская демократия. М.: Москва, 2003, с.88 –89).
 Мы тогда с германскими планами, составленными в канцеляриях Гитлера, знакомы не были, зато воочию убеждались, как они непосредственно претворяются в жизнь. Наиболее ценным представляется мне тот способ видения и мышления, который называется панорамным. То, что выше я назвал военно-фронтовой перспективой, передавалось нам от военных и политических деятелей, которым был доступен этот панорамный способ мировидения. В условиях боевой обстановки к категории таких людей относились высшие офицеры (полковые, дивизионные, корпусные, армейские и т. д. командиры), разведчики и контрразведчики, командиры партизанских соединений. А ещё… вездесущие подростки. Отроческий возраст человека не накладывает на него узких рамок профессиональной специализации. На фронте пехотинец, танкист, артиллерист,… каждый привязан к своей ратной специальности, в силу чего не может он обозреть и увидеть то, что открыто подростку как в ширину, так, может быть, и в глубину, если иметь в виду малозаметные, но какие-то существенные детали. Но каждый боец прекрасно знал, за что он сражается: « За Родину, за Землю Русскую, за своих родных и близких».
 Для меня в 1941 – 1945 годах военно-фронтовая перспектива в пространственном аспекте менялась на 180 градусов. Сначала всё внимание было обращено на восток, в сторону Москвы (как там Москва, устоит ли?!), а затем – на запад, на Берлин. Изменения военно-фронтовой перспективы мы ожидали, потому что опыт исторической памяти свидетельствовал: Наполеон когда-то с триумфом шёл на Москву, а затем с позором бежал из неё. В дни оккупации от немецких солдат и офицеров то и дело можно было слышать: «Шталину капут». А во второй половине 1943 года некоторые из них уже втихую произносили: «Гитлер капут». Психологический барометр войны свидетельствовал о приближении нашей победы.