11.06.2013

"Раскованный Прометей" в исторической судьбе русского народа

                                                                                               Л.Г. Антипенко

«Раскованный Прометей» в исторической судьбе русского народа

Тематика данной статьи связана с постановкой задачи создания исторической службы русской цивилизации. Автор исходит из того, что создание и эффективное функционирование такой службы способствовало бы формированию национального самосознания русского народа, что, в свою очередь, помогло бы решить его демографические проблемы.

    Православный епископ Михаил (Грибановский) издал в 1896 г. замечательную книгу «Над евангелием». А замечательна она в том отношении, что этот православный священник смог выйти за пределы христианской догматики, подвергнуть её сравнительно-историческому анализу и сделать на его основе ценные мировоззренческие выводы. Повторяя мысль Достоевского о том, что каждый народ имеет своего бога и остаётся до тех пор историческим народом, пока верит в него, он отметил, что дробление внутренней жизни народа приводит к тому, что начинают дробиться и размножаться и его боги. Тогда влияние их ослабляется, а со стороны людей слабеет сила веры в их истину. Народ разлагается вместе со своими мельчающими, погрязшими во лжи, умирающими внутри него богами. «Без бога нет живого народа, и во взаимной борьбе побеждают те народы, у которых сильнее боги: один народ во власти сурового и чистого бога, другой порабощён силой сладострастия в образе (богини. – Л.А.) Астарты,- ясно, кто кого победит на поле брани, и кто кого обольстит после победы. Борьба народов даже и по приёмам была борьбой их богов» [1; 79-80].

    Когда в античном мире - в древней Греции и Римской империи - на смену богам-титанам пришли олимпийские боги с Зевсом или Юпитером во главе, обе эти цивилизации были неизбежно обречены на уход с мировой сцены жизни. А перед нами, живущими сейчас на развалинах так называемого «третьего Рима», встаёт судьбоносный вопрос: не обречена ли в XXI веке и русская цивилизация на гибель из-за того, что она не смогла до конца отказаться от ряда порочных черт богословского наследия, передаваемого от первого Рима ко второму (Византийская империя), от второго к третьему, с которым старец псковского Елиазарова монастыря Филофей отождествлял Московию. (Эта идея высказана им в двух посланиях, написанных в конце 1523 - начале 1524 г.; второе из них направлено царю Ивану III. Коротко идея выглядит так: «Два Рима падоша, а третий стоит, а четвёртому не быти»). Мы сейчас поставлены историей перед дилеммой: либо нам удастся вернуть себе из глубины веков своего подлинно русского Бога, приобщиться к нему, принимать вместе с ним меры по спасению русской цивилизации, либо пассивно ожидать её близкого конца. 

   Архимандрит Гавриил (в миру: В.Н. Воскресенский (1775-1869)) издал в 1839-1840 гг. учебное пособие по истории философии [2]. В 140-м параграфе шестой части своего труда он так писал о русском Боге, сравнивая его с олимпийцами: «Древнее русское Богоучение совсем чуждо тех между богами пиров, тех распрей, тех пороков, тех отвратительных картин, каковыми, например, переполнена мифология Греков и каковые безобразят самое человечество. Создав энергический сообразный с природой нарицаемых предметов язык, более сильный, нежели новейшее наречие, Славяне признавали единого верховного и истинного Бога, коему небеса, украшенные лучезарными светилами, служат достойным храмом, и кого они называли Белым-богом. <…>. Славяне думали, что Белый-бог являет свою силу в различных достопримечательных действиях природы. Поразительное зрелище грозы, когда с пылающего неба, при раскате громов, потрясающих землю, невидимая рука мещет всюду огни, наполняло сердца их священным ужасом, и они нарекли его Перуном. Нельзя величественнее изобразить громовержца!». Далее Архимандрит Гавриил просто констатирует то историческое обстоятельство, что при введении Христианства на Руси Русские, принимая Евангелие, не восставали против него в отличие от просвещённых Греков и Римлян. И ведь нетрудно отыскать данному обстоятельству объяснение. Создав энергический, «сообразный с природой нарицаемых предметов язык», славяно-русы получили право именовать себя Русью, то есть тем словом, корень которого совпадает с корнем слова речь. У них не было сомнения в том, что слово, речь имеют божественное происхождение. Но, читая евангелие от Иоанна, они находили как раз подтверждение тому, во что верили, ибо в евангелии сказано: «В начале было Слово. И было Слово у Бога. И было Слово - Бог. Кто был Слово, был с Богом с самого начала». Слово как дар речи - от Бога. От Бога же и эпоним Русь. Чего же ещё нам, Славяно-русам, не хватает, чтобы воссоздать полноту образа Русского Бога? Не хватает полноты духовного бытия, той его стороны, которая соотносится с бытием исторического времени. Нам предстоит отыскать путь, ведущий в глубину веков, к тем истокам русской цивилизации, которые соотносятся с именами пеласгов и божественных титанов с их божественным представителем – Прометеем.

    К сожалению, о Прометее до сих существует весьма одностороннее, поверхностное мнение, согласно которому его подвиг состоит лишь в том, что он похитил у небожителей огонь и подарил его людям, за что и понёс наказание от Зевса. Олимпийцы приковали его на длительное время цепями к горной скале на Кавказе. В конце концов, Геракл освободил Его от этих цепей, но раскованному Прометею пришлось долго ждать того часа, когда люди поймут, что за Его цепями скрывается скованный, причинно-следственными связями, ход (исторического) времени. Того часа, когда люди поймут, что разрыв Его цепей позволяет приобщиться им ко времени, выходящему на простор за пределы причинно-следственных связей. Теперь о более конкретном порядке постановки и изложения затрагиваемого нами вопроса. Вначале мы изложим мифологическую родословную Прометея. Затем покажем, что скрывается за символикой имён двух титанов - Прометея и его брата Эпиметея. Впереди речь и о том, на какой родоплемённой почве появились титаны. А завершим статью кратким описанием титанического мировоззрения, возрождённого в наше время.  

    «Теогония» Гесиода снабжает нас следующими, облачёнными в форму мифа, сведениями. Во времена первобытные, когда миром правил ещё Кронос, боги и люди, происшедшие от общей матери Земли, дружно жили вместе, едва сознавая, есть ли между ними какое различие. Когда же, по низвержении Кроноса, власть над миром принял мощный сын его Зевс и когда жилищем богов стал высоковершинный Олимп, тогда боги пожелали отделиться от людей и установить, какие почести должны воздавать люди бессмертным за их благодеяния. В сикионский город Мекону боги и люди собрались на совет. Зевс взял на себя дело богов, представителем же людей был Прометей, сын Япета, из рода божественных титанов, которые, после долгой борьбы с Зевсом, были исторгнуты в бездны тартара [3; 6]. Не суть важно в данном контексте, из-за чего не поладили Зевс с Прометеем. Важно лишь то, что этот разлад стал причиной гнева Зевса со всеми дальнейшими последствиями. Мстя людям, он не дал им огня. Тогда Прометей, как повествует Гесиод, хитростью похитил огонь с Олимпа из Зевсова дома и принёс людям на землю тлеющую искру. Далее речь идёт о ящике Пандоры, который эта чарующая дева подарила соблазнённому ею Эпиметею - брату Прометея. (Прометей часто предостерегал своего младшего брата, чтобы тот не принимал от олимпийцев никаких даров. Но он не послушался его совета, чем и навлёк все возможные несчастья на головы людей). В конце XIX века (примерно в то же время, когда был переведён с немецкого на русский язык и издан в России двухтомник Г.В. Штоля), русский историограф Г.К. Властов (1827-1899) выпустил в свет книгу ««Теогония» Гесиода и Прометей». Излагая текст «Теогонии», он поставил задачу найти в нём отражение исторических фактов. В легенде Гесиода, указывал он, утверждается, что у Иапета (Япета, Иапетоса) было четыре сына: Атлас, Менойтиос, Прометей и Эпиметей. Есть основания ассоциировать их с разными племенами: Атлас - финикийско-ливийская культура; Менойтиос и Прометей - сумма знаний турано-пеласгов; Эпиметей - символ той части аборигенного населения, которая пошла на сделку с ведическими (?) греками [4]. Такие основания, по нашему мнению, действительно имеются при всей сомнительности предпринятой автором классификация аборигенного населения. Тут важно усмотреть наличие принципиального различия между эллинами, к которым подался Эпиметей, и аборигенными племенами (олимпийские боги с одной стороны, титаны - с другой). Глубинную сущность данного различия мы начинаем постигать при рассмотрении имён Прометея и Эпиметея в качестве символов, наделённых определённым мировоззренческим значением. Этимологически prometheus значит: наперёд угадывающий, осторожный (от слов pro наперёд и metheomai говорю, обдумываю, размышляю); epimetheus (от слов epi после и metheomai ) означает: после обдумывающий, крепкий задним умом. В первом случае процесс мысли, развёртывающийся во времени, предстаёт как телеологический - телеологический в том смысле, что подвергается влиянию со стороны будущего; во втором случае он предстаёт как последовательность переходов от причины к следствию, как детерминация настоящего со стороны прошлого, причём причина наблюдаемого события может оказаться вымышленной, подвёрнутой под следствие post factum, задним числом. Таким образом открывается картина двух стилей мышления - прометеевского и эпиметеевского - в зависимости от того, чем руководствуется человек, осваивая (усваивая) стихию времени. 

    И здесь мы сразу сошлёмся на один образец эпиметеевского стиля мышления, чтобы стало яснее, о чём идёт речь. Его мы находим в романе графа Л.Н. Толстого «Война и мир». На исторические события военного времени автор смотрит так, что на них никак не влияют те или иные поступки военных полководцев, скажем, того же Наполеона или Кутузова. Их роль ничтожна, в них самих и в их поступках нет ни малейшего подобия прометеевского духа. И чтобы у читателя не возникло сомнений на сей счёт, Толстой дополняет художественный текст романа эпилогом (вторая часть), в котором показывает, чем он руководствуется в описании деятельности главных персонажей «Войны и мира». Для этого он излагает своё понимание предмета истории, которое и до сих пор считается чуть ли не общепризнанным. Если цель истории, замечает автор, есть описание движения человечества и народов, то первый вопрос, без ответа на который всё остальное непонятно, - следующий: «какая сила движет народами?». Ответ выглядит так: «Единственное понятие, посредством которого может быть объяснено движение народов, есть понятие силы, равной всему движению народов». Этот суммарный эффект не только исключает культ личности в истории, но и сводит к нулю волевую значимость поступков людей как таковых. История, пишет Толстой, своим предметом имеет не самую волю человека, а наше представление о ней. В истории нет места свободному волеизъявлению человека. То, что известно нам, утверждает он далее, мы называем законами необходимости; то, что неизвестно, - свободой. «Свобода для истории есть только выражение неизвестного остатка от того, что мы знаем о законах жизни человека». И уточняет: «Для истории признание свободы людей как силы, могущей влиять на исторические события, то есть не подчинённой законам, - есть то же, что для астрономии признание свободной силы движения небесных сил». Толстой, как видим, является сторонником механистической доктрины познания как в естествознании, так в исторических науках. Это и есть mutatis mutandis эпиметеевский взгляд на мир. Всякие изменения в мире, в контексте данного взгляда, детерминируются только наличием причинности, т.е. односторонне, со стороны уходящих в прошлое событий. Целевая причинность, свободно избираемая цель, к которой стремится человек в своих деяниях, исключается. Тот неизвестный остаток в законах необходимости, который люди склонны идентифицировать со свободой, с целевой причиной, исчезает, согласно Толстому, как бесконечно малая величина, стремящаяся к нулю. С той точки зрения, утверждает писатель, с которой наука смотрит теперь на свой предмет, по тому пути, по которому она идёт, отыскивая причины явлений в свободной воле людей, выражение законов для науки невозможно, ибо как бы мы ни ограничивали свободу людей, как только мы её признали за силу, не подлежащую законам, существование закона невозможно. «Только ограничив эту свободу до бесконечности, то есть рассматривая её как бесконечно малую величину, мы убедимся в совершенной недоступности причин, и тогда вместо отыскания причин история поставит своей задачей отыскание законов». Писатель, несомненно, прав, утверждая, что наука, в общем-то, идёт по тому пути, который он изобразил. Только он должен был бы сделать оговорку, что характеризует науку, присущую Западной цивилизации.

      Но ведь есть же цивилизация, сохранившая прометеевские ориентиры на пути своего развития. Мы её начинаем распознавать, переходя от вопроса о мифологической родословной Прометея к вопросу о его исторической родословной. Прометей – сын титанов. Но кто такие титаны? Можно ли их идентифицировать этнически? Венгерский литератор Лайош Мештерхази в 1973 году издал на своём языке книгу «Загадка Прометея». По счастливым обстоятельствам она была переведена на русский язык и издана в Советском Союзе (см. Лайош Мештерхази. Избранное. М.: Прогресс, 1977). Это – научно-художественное сочинение, но в эвристическом плане оно представляет большую ценность. Ведь, действительно, в прометеевской легенде кроется глубокая историческая загадка, и вызывает удивления тот факт, что её никто (или почти никто) ранее не замечал и не пытался разгадать. Я открыл загадку Прометея, заявляет Мештерхази. «Нет, не разгадку ее, об этом пока еще нет речи. Только загадку. И какую волнующую загадку! Впрочем, вы сами в том убедитесь. Просто непостижимо: как это никто никогда не замечал ее, а если замечал --- как мог о ней молчать?! Кто такой Прометей, знает каждый школьник. Герой из греческой мифологии, укравший для людей огонь с неба и в наказание по велению Зевса прикованный Гефестом к скале на Кавказе, куда ежедневно прилетал орел (по некоторым источникам --- гриф), дабы вновь и вновь раздирать не успевавшие затянуться раны героя и клевать ему печень. Так продолжалось очень долго, пока оказавшийся в тех краях Геракл не сразил орла, разбил оковы и освободил Прометея. До сих пор все ясно. А вот дальше - загадка! Что произошло с Прометеем потом? Ведь что-то с ним происходило, это очевидно. Но как, почему мог потонуть в тумане, исчезнуть из памяти его образ и все, что случилось с ним в дальнейшем?! Мы знаем, а если кто и не знает, то я еще вернусь к этому: Прометей был величайшим благодетелем человечества. Так почему же в античном мире не назвали по нему ни единой звезды (орел, что клевал ему печень, заслужил эту честь!), почему нет ни храма, ни хотя бы жертвенника или источника, рощи, посвящённых его памяти? А между тем огромное звездное небо полным-полно совсем незначительными подчас персонажами мифологии и легенд, некоторым же звездам и вовсе достались названия тех или иных предметов обихода». Сочинить столь значимый историко-художественный роман Мештерхази смог, как видно, потому, что владел древнегреческим языком и использовал оригинальные литературные источники. Этого было достаточно, чтобы высветить со всех сторон прометеевскую загадку. Однако для её разрешения этого оказалось мало. Для её разрешения надо было ответить, по меньшей мере, на два вопроса: 1) какие народы стоят за богоподобной символикой титанов и олимпийцев? 2) когда, в какое историческое время, произошёл раскол между теми и другими? На второй вопрос большинство компетентных историков даёт однозначный ответ: раскол произошёл в годы Троянской войны в двенадцатом столетии до нашей эры. По своим масштабам и результатам эта война вполне укладывается в понятие войны мировой. Так что первая мировая война, как пишет Фрэнк Джозеф в своей книге «Уцелевшие атланты», началась вовсе не 21 июля 1914 г., и не в Сербии. «На самом деле она разразилась почти на три тысячи лет ранее на северозападном побережье нынешней Турции» [5; 17]. И главными действующими игроками в ней были, с одной стороны, эллины, с другой - пеласги.

    Однако, кто же такие пеласги? Отвечаем: это - близкородственные протославянские племена, именуемые, в зависимости от мест обитания, пофлагонами (поблагонами), фригийцами, или бригийцами (прибрежными жителями), венетами, наконец, расенами, или русенами, как называли сами себя этруски, прибывшие на земли Италии после троянского погрома. Наличием этих исторических сведений мы отчасти обязаны исследованиям русского историографа А.Д. Черткова (1789-1858). В своей книге «Фракийские племена, жившие в Малой Азии», он представил как бы «догреческую Грецию в самой Греции» и её продолжение в Малой Азии [6]. Пеласги, венеты, анты, славяне, славяно-русы … - так теперь видится нам наше родословное дерево, рисунок которого мы обретаем и постоянно уточняем благодаря историческим, этнолингвистическим и археологическим изысканиям таких выдающихся отечественных и некоторых зарубежных мыслителей, как А.Д. Чертков, М.В. Ломоносов, В.Н. Татищев, Тадеуш Воланский, Егор Классен, А.С. Хомяков, П.П. Вяземский, О.Н. Трубачёв и др. Исторические экскурсы, пробуждающие историческую память народа, способствовали активизации его генетической памяти. Так в славяно-русской социальной среде возникли ростки, казалось бы, навсегда утраченного титано-прометеистического мировоззрения. К его наиболее выдающимся представителям мы вправе отнести Петра Степановича Боранецкого (1900-1965(?)) и Мартина Хайдеггера (1889 -1976), потомка славянского племени свебов, или свевов, которые теперь известны в Германии под именем швабов. Материалы, отражающие деятельность Боранецкого, его книги, издаваемый им в Париже в 30-е годы журнал «Третья Россия», - всё это вполне доступно нынешнему читателю. Ряд важных сведений о нём размещён на сайте «Титановый век» (www.titanage.ru) [7]. А вот мировоззренческое и философское творчество Хайдеггера ещё очень мало кому известно за пределами философского сообщества, поэтому остановимся здесь на характеристике его творческой личности. Об исторических событиях далёкого и близкого прошлого мы судим по совокупности сведений, объединяемых и сохраняемых в исторических анналах. Исторические анналы (летописи, летописные своды и т.п.) - дело рук летописцев, дело специалистов, занятых историческими изысканиями. И, само собой понятно, что исторические анналы неизбежно несут на себе печать субъективных, групповых или классовых, пристрастий, подобных тем, что проявились у древних эллинов по отношению к Прометею. Представьте себе теперь человека, который смеет утверждать, что летописный свод истории создаёт само (историческое) время. Только оно фиксирует одни события и ставит пропуски на месте других. Хайдеггер делит исторические события, или явления, на два класса: прошедшие и бывшие (бытийные). Для прошедших сказано: хотя и произошли, да ничего от них не осталось. А бытийные остаются и не только остаются, но и переходят из прошлого в будущее, а из будущего в настоящее, т.е. возвращаются, раскрываясь в новых условиях. Животные, говорит Хайдеггер, не умирают. Они, попросту говоря, околевают. А вот что касается людей, то смерть (как и рождение) одних из них относится к классу бытийных событий, смерть других подобна кончине животных. Всё зависит от модуса Бытия (Dasein) человека. У одних (кого Боранецкий назвал бы титанами) Бытие имеет подлинный (аутентичный) модус, у других, прозябающих, модус Бытия неподлинный. Другие - это представители социальной среды, которую Хайдеггер обозначил немецким неологизмом das Man. Имеется в виду обывательская среда, заполненная средним, по слову К. Леонтьева, европейцем. С точки зрения титанического мировоззрения Хайдеггера, а оно у него именно таково, временную составляющую Бытия недопустимо закрепощать пространством, уподоблять одной из координат трёхмерного физического пространства. А ведь это как раз имеет место в современной физике, следующей философской установке Аристотеля, согласно которой время рассматривается как мера движения. Мера движения, так полагает представитель Das Man в науке, есть мера движения вещей в пространстве, строго ограничиваемая причинно-следственными связями событий. В теории относительности, при той её интерпретации, которую придал ей А.Эйнштейн, такое ограничение налагает запрет на существование сверхсветовых движений, что тормозит развитие естествознания вообще и физической науки в особенности. Для Хайдеггера такого запрета не существует, потому что бытие (исторического) времени возвышается над пространством, все пространственные изменения диктуются идеальным Бытием.

    Хайдеггеровское Бытие в определённом смысле подобно тому царству идеальных сущностей (идей, эйдосов), которые изобрёл Платон. Но между Платоном и Хайдеггером имеется принципиальное различие: если Платон мыслил свои идеи вечно пребывающими в неизменном состоянии, то у Хайдеггера не осталось ничего, что ни подпадало бы под власть времени. Время царит в небесном Бытии, но оно простирает свою власть и на всё земное, на сущее, по терминологии Хайдеггера. В своей фундаментальной онтологии Хайдеггер высветил судьбу европейской (Западной) цивилизации. Судьба Западной цивилизации определяется терминами: техника, техническое (механическое) мышление. Хайдеггер, как пишет о нём В. Бибихин в предисловии к книге «Время и бытие», неудобен для технического сознания, которое теряет почву под ногами, встречаясь с чем-то не только неуправляемым, но и невидимым. «Техника в любом случае гарантирует какой-то успех. Её владение надёжными и выверенными методами получения обеспеченного результата опирается на науку, но наука в свою очередь подчинена технике, существом которой в Новое время делается, по Хайдеггеру, постав (Gestell)* [8;7]. Непростое, на первый взгляд, объяснение данного термина становится простым и понятным, как только мы сравниваем технический способ мышления со способом, унаследованным от прометеистического стиля мышления. Постав есть то, что аннулирует телеологическую составляющую сознания, закрывает доступ к телеологической функции мысли. В этом кроется главная причина пагубных следствий технического прогресса, по пути которого и пошла Западная цивилизация. Констатируя данное обстоятельство, Хайдеггер долгое время искал образец цивилизации с альтернативным путём развития. В процессе этих поисках он не раз ошибался, но, в конце концов, выразил надежду, что помощь в выработке ясного осознания сущности технического закрепощения человечества может придти с Востока, от России и Китая. Отвечая на вопрос корреспондента журнала «Шпигель» (интервью 1966 года) о том, обладают ли американцы ясным видением сущности техники, Хайдеггер сказал так: « У них его тоже нет; они все еще увязают в таком мышлении, которое, хотя и выдвигает в качестве прагматизма на первое место техническое оперирование и манипулирование, в то же время закрывает дорогу к осмыслению сути современной техники. Между тем то там, то здесь в США предпринимаются попытки освободиться от прагматистски-позитивистского мышления. И кто из нас решится предсказать, не пробудятся ли в один прекрасный день в России или в Китае прадревние традиции такого «мышления», которое позволит человеку достичь свободного отношения к миру техники?».

    Говоря о прадревних традициях мышления наших предков, Хайдеггер, конечно же, имел в виду, в частности, свидетельство об их миросозерцании Прокопия Кесарийского (VI столетие после Р.Х.). Прокопий Кесарийский (между 490 и 507 - после 565), секретарь византийского полководца Велизария, донёс до нас в своей книге «Война с готами» следующую весть: «Эти племена, славяне и анты, не управляются одним человеком, но издревле живут в народоправстве (демократии), и поэтому у них счастье и несчастье в жизни считается делом общим. И во всём остальном у обоих этих варварских племён вся жизнь и законы одинаковы. Они считают, что один только бог, творец молнии, является владыкой над всеми, и ему приносят в жертву быков и совершают другие священные обряды. Судьбы они не знают и вообще не признают, что она по отношению к людям имеет какую-либо силу, и когда им вот-вот грозит смерть, охваченным ли болезнью, или на войне попавшим в опасное положение, то они дают обещание, если спасутся, тот час же принести богу в жертву то, что обещали …» (курсив мой. - Л.Г.). (Прокофий далее добавляет: «Они почитают и реки, и нимф, и всякие другие божества, приносят жертвы всем и при помощи этих жертв производят гадания»). Да, Прокофию, придерживающемуся древнегреческой мировоззренческой традиции, согласно которой даже сами боги не властны над необходимостью (предписываемой богиней судьбы Ананке и тремя её дочерьми мойрами), казалось совершенно непонятным, как можно не признавать силу этой самой необходимости, силу судьбы.

    Это было непонятно и нашим «западникам», таким, как, с одной стороны, Л.Н. Толстой, с другой - критик В.Г. Белинский. Анализируя сюжет «Илиады» Гомера, герои которой действуют по воле судьбы, Белинский вопрошал: «Что же такое эта «судьба», которой трепещут люди и которой беспрекословно повинуются сами боги?». И отвечал: «Это понятие греков о том, что мы, новейшие, называем разумною необходимостью, законами действительности, соотношением между причинами и следствием, словом - объективное действие, которое развивается и идёт себе, движимое внутреннею силою своей разумности, подобно паровой машине, - идёт не останавливаясь и не совращаясь с пути, встречается ли ей человек, которого она может раздавить, или каменный утёс, о которой она сама может разбиться …» [9; 16]. Современники Белинского, особенно «западники», называли его «неистовым Виссарионом». Однако эта неистовость, судя по вышеприведённому высказыванию критика, скорее, напоминает ропот раба, протестующего против своей судьбы, которую изменить он не может. Белинский был атеистом. Но в плане соотношения свободы и необходимости он ничем не отличается от религиозно-христианского фанатика, живущего в ожидании неизбежного прихода «судного дня», предсказанного в Апокалипсисе.

    Мировоззрение, присущее русскому народу в лице его лучших представителей, несёт на себе печать прометеизма. Это не значит, что в этом мировоззрении нет места слову «судьба». Но под данным словом, использованном в заголовке нашей статьи, надо понимать тот выбор пути исторического развития, который сделал когда-то русский народ, поставленный перед дилеммой прометеизма и эпиметеизма. Вновь воссоздаваемое теперь в наших рядах сказание о раскованном Прометее означает наше стремление овладеть стихией исторического времени. Подробнее об этом можно узнать отчасти на страницах брошюры «О русском проекте овладения временем» [10]. В ней читатель встретится с именами И.А. Ефремова, Н.В. Устрялова, В.Н. Муравьёва, П.А. Флоренского, В.И. Вернадского, Н.А. Козырева и других выдающихся отечественных мыслителей. 

Литература

1. Михаил (Грибановский). Над евангелием. М.: Православный Свято-Тихоновский Богословский Институт, 2002.

2. История философии Архимандрита Гавриила. Казань, 1839. Его же: История философии, часть VI. Казань, 1840.

3. Штоль Г. Мифы классической древности: в 2 т. Т.1.  М.: Высш. шк. 1993.

 4. Властов Г.К. «Теогония» Гесиода и Прометей. СПб., 1897.

 5. Джозеф, Фрэнк. Уцелевшие атланты. М.: «Вече», 2008.

6. Чертков А.Д. Фракийские племена, жившие в Малой Азии. М., 1852.

7. www.titanage.ru/CentreRus/Prometeism.php.

8. Хайдеггер, Мартин. Бытие и время. М.: «Республика», 1993

9. Белинский В.Г. Собр. соч. в трёх томах, т.II. М.: Госиздат художественной литературы, 1948. 10. Антипенко Л.Г. О русском проекте овладения временем. М.: «Век книги», 2004.

Количество показов: 8640
Автор:  Л.Г. Антипенко