Л.Г.Антипенко, М.И.Гарасько "Сталинский переворот в марксизме"

Но вернёмся к стержневой линии нашей темы. Выше мы цитировали Сталина по его статье «Анархизм или социализм». В ней он очерчивает дорогу к социализму так, как он её понимает. Сознание и бытие, идея и материя, форма и содержание – это, по автору, те аспекты всякого явления, в том числе и социального, те его стороны, те «рычаги», за которые можно ухватиться, чтобы ускорить развитие явления, направить развитие в нужную сторону. При этом он доводит до полного понимания тот момент,  что конфликт существует или возникает обычно не между идеей и материей, не между содержанием и формой, «а между старой формой и новым содержанием, которое ищет новой формы и стремится к ней» (цит. по с.65 вышеупомянутой книги Л. Берия).  В центре послереволюционных  разногласий, возникших между Сталиным и троцкистами по вопросу построения социализма в России, оказался именно вопрос о том, что в конкретных российских условиях считать формой, а что – содержанием. Сталин делал упор на духовные ресурсы русской цивилизации. В них он видел предпосылку построения социализма в России. Троцкий рассматривал Россию с произошедшей в ней революцией всего лишь в качестве кучи хвороста «для разжигания мирового пожара», т.е. пожара мировой революции. Что касается позиции  Ленина в этом вопросе, то историки оценивают её по-разному.  Представление о ней отчасти можно составить по материалам исследований  современных либерально-демократических авторов, враждебно относящихся к личности Сталина и никак не заинтересованных в приписывании ему каких бы то ни было заслуг. Для примера можно сослаться на книгу  Г.В. Костырченко «Тайная политика Сталина. Власть и антисемитизм» (М.: Международные отношения, 2003), изданной Институтом российской истории РАН. Если в ней Сталин предстаёт в образе одновременно и  русского шовиниста и  сторонника русского государства, то для Ленина, согласно тексту книги, важен был проект «преобразования преимущественно русского государства в некую безнациональную конструкцию, сугубо идеологизированную (в коммунистическом духе) и лишённую историко-религиозных корней» (с.52 ). И мы должны согласиться, что между Лениным и Сталиным в годы образования Советского Союза выявились серьёзные противоречия в отношении взглядов на национальную структуру создаваемого государства.   Для Ленина,– пишет Костырченко, – этого фанатичного пророка новой веры, мучительно страдавшего от мысли, что дни его сочтены и что вместе со здоровьем он теряет власть в огромной стране, великорусский шовинизм был чем-то вроде кошмарного призрака так нелюбимой им старой России. «И, отдавая последние силы такой страстной и  бескомпромиссной борьбе, он был подобен Катону Старшему, заклинавшему  древнеримских сенаторов разрушить ненавистный ему Карфаген <…>. Но помимо эмоций Лениным руководил и практический  расчёт. Проклятия в адрес великодержавного шовинизма необходимы были Ленину и для обоснования своего проекта …» (там же, с.51–52).

План Сталина предусматривал автономизацию республик будущего СССР без права самопроизвольного выхода их из Российского государства; главным пунктом в планах Ленина было как раз наделение их этим правом.  Ибо для него,  как справедливо отмечает Костырченко, «создание СССР было началом реализации грандиозного проекта под названием «Всемирная федеративная республика Советов», о которой он заявил ещё в марте 1919 года (Ленин В.И. Полн. собр. соч., т.37, с.520). В этих вопросах, как видно, Ленин был гораздо ближе к Троцкому, нежели к «русскому шовинисту» Сталину. При всей антипатии к Сталину за его «антисемитизм» Костырчеко всё же признаёт: «В сравнении с этим  (ленинским. – Л.А.) намерением далеко не идеальный сталинский план, ставивший на первое место Россию как основу будущего государственного образования, был более реалистичен, практичен и органичен (особенно в историческом контексте), а значит, и жизнеспособнее во временной перспективе» (с.51–52).

Нет необходимости здесь лишний раз напоминать о том, что при развале    Советского Союза недруги нашего государства не преминули  воспользоваться юридическим казусом с этим самым «правом выхода», который троцкисты всё-таки,  несмотря на противостояние Сталина,  1922 году внедрили в текст Конституции СССР.

В обращении Сталина к советскому народу 3-го июля 1941 года впервые из его уст прозвучали сокровенные слова «Братья и сёстры!». Их роль в сплочении советского народа на отпор врагу, как отмечает большинство честных историков, огромна. Мы же хотим сказать, что такие слова не мог бы произнести политический деятель,  придерживающийся хоть в малейшей мере космополитических установок марксизма.

Назад 1 2 <3>