06.04.2019

Сказки Пушкина -- предвестники историческихх открытий. Сказка о царе Салтане

                                                                                     Антипенко Л. Г.

Сказки Пушкина − предвестники исторических открытий. Сказка о царе Салтане

         В год 2019-й, ознаменованный датой 220-летия со Дня рождения Пушкина, уместно будет обратиться к вопросу о его пророческом даре, посмотреть под этим углом зрения на некоторые его сказки и поэмы. Профетическим содержанием заведомо отличаются три пушкинских произведения: Сказка о царе Салтане*, Сказка о золотом петушке и поэма «Медный всадник». Предлагаемый нами обзор этих произведений, возможно, дополнит оценку пушкинского творчества, данную Ф. М. Достоевским.  В его речи, произнесённой 8(20) июня на заседании Общества российской словесности по случаю открытия памятника поэту, прозвучали такие слова: «Пушкин есть явление чрезвычайное  и, может быть, единственное явление русского духа», − сказал Гоголь. Прибавлю от себя: и пророческое. Да, в появлении его заключается для всех нас, русских, нечто бесспорно пророческое». Однако: «Пушкин умер в полном развитии своих сил и бесспорно унёс с собою в гроб некоторую великую тайну. И вот мы теперь без него эту тайну разгадываем».
          Можем ли мы, в наши дни, как-то прикоснуться к этой тайне?
В Сказке о царе Салтане Пушкин показал, как ретроспективный взгляд на отдалённое прошлое нашего Отечества служит предпосылкой предвидения будущего. Географическое место событий, описанных в Сказке − район Лукоморья. С ним мы знакомимся в самом раннем детстве при чтении предисловия к сказочной поэме «Руслан и Людмила»:
            У лукоморья дуб зелёный;
            Златая цепь на дубе том:
            И днём и ночью кот учёный
            Всё ходит по цепи кругом…
Что же представляет собой Лукоморье, где оно находится? А это есть не что иное,  как очерченный на географической карте окоём Чёрного моря. Ведь его южное побережье напоминает собой изогнутый лук с рукоятью  и двумя плечами, да ещё с выступающим в том месте, где располагается тетива, Крымским полуостровом. Об этом знали уже античные греки, описывающие черноморское побережье в своих периплах**(можно, сослаться, в частности, на описание Понта Эвксинского (так греки называли Чёрное море), сделанное греческим историком Полибием (ок. 205 − ок. 123 гг. до н. э.). А у Пушкина о Чёрном море свидетельствует ещё дядька Черномор, возглавляющий команду  из тридцати трёх богатырей, выступающих из морской стихии. Так что в идентификации моря, по которому ветер «гуляет и кораблик подгоняет», сомневаться не приходится. Больше затруднений (а с ними всяческой путаницы) возникает при поиске ответа на вопрос об острове Буяне. Эти затруднения приводят к ложным выводам как некоторых историков, так и большинство  любителей-интерпретаторов пушкинской поэзии. Чаще всего остров Буян отождествляют с расположенным в Балтийском море немецким островом Рюген. Ссылаются на то, что на обращение  князя Гвидона к корабельщикам с вопросом «куда путь держите?» они каждый раз отвечали, как и при первой встрече: «А теперь нам вышел срок, // Едем прямо на восток, // Мимо острова Буяна, // В царство славного Салтана…».  Казалось бы, понятно: корабль совершает плавание мимо острова Буяна с запада на восток, следовательно, на востоке  расположено царство царя  Салтана. Однако следует учитывать, что в народном сознании, сложившемся под влиянием православно-христианской веры, направление на восток ассоциировалось с направлением, ведущим в Святую землю, в Иерусалим. Так что в акватории Чёрного моря корабль с гостями уносился, по описанию,  к его южным берегам и, надо полагать, дальше, к проливам Босфор и Дарданеллы, туда, где располагалась  Св. Троя, Троада.
В свете этих соображений становится вполне правдоподобной гипотеза, согласно которой  Троянское царство Приама предстаёт у Пушкина как «царство славного царя Салтана». А под островом Буян*** надо иметь в виду Крымский полуостров. Пушкин временную дистанцию (временное протяжение) между двумя историческими событиями − гибелью Трои (во время Троянской войны) и зарождением нового вида русской государственности (царство князя Гвидона) проецирует на пространственно-географическую систему координат, соблюдая при этом временную последовательность описываемых событий. Пути на Восток и обратно с Востока суть пути соответственно в прошлое и будущее. Будущее отсвечивает большим городом на острове Буян: «Стены с частыми зубцами, // И за белыми стенами // Блещут маковки церквей // И святых монастырей». А царство Салтана у Пушкина описано очень скупо. Во всяком случае, нет даже и намёка на то, чтобы там были «маковки церквей и святых монастырей». Упомянуты только царские палаты. («Царь Салтан сидит в палате // На престоле и в венце, // С грустной думой на лице»).  Различие между новым царством-государством князя Гвидона и царствам его отца имеет принципиальный характер.  
Напомним, что Сказка о царе Салтане родилась у Пушкина отчасти как отклик на перевод Н. И. Гнедичем поэмы Гомера «Илиада», законченный в 1829 г.  Пушкин отозвался  на это событие двумя стихотворными строками:  
Слышу умолкнувший звук божественной эллинской речи.
Старца великого тень чую смущённой душой.
В 1832 г. было напечатано его стихотворение «Гнедичу», начинающееся строфой:
                         С Гомером долго ты беседовал один,
                                Тебя мы долго ждали,
                         И ты сошёл с таинственных вершин
                                И вынес нам свои скрижали.
От этих скрижалей ответвляется  Сказка Пушкина, в которой, по  Гнедичу,  можно узреть, как  «с детской радостью … внимает он о подвигах царя Салтана».**** За сказочным царём Салтаном, как видно, скрывается историческая реальность, обрисованная на присущем поэзии языке.
Но самое важное в пушкинском сказочном сюжете заключается в следующем обстоятельстве. Царь Салтан, князь Гвидон, отец и сын, − символические фигуры, которые по смыслу могли бы подойти к православно-христианской молитве «Во имя Отца и Сына и Св. Духа». Только место Св. Духа в пушкинской триаде занимает символ царевны Лебеди:
                     А сама-то величава,
                     Выступает, будто пава;
                     А как речь-то говорит,
                     Словно реченька журчит.
Для отца и сына речь царевны служит средством выражения их духовного родства, ведь без наличия общего языка они бы не смогли распознать друг друга. К тому же наша родная речь органически вписана в этноним Русь: русские слова  речь,  речка,  ручей,  руст (поток),  Русь(!)  − слова однокоренные.  Гнедич в своём стихотворении «А. С. Пушкину…» выразил поэту благодарность за то, что он воспел не Элладу, не Византию («сватью бабу Бабариху»), а исконную Русь:
                          Небом родным вдохновенный,
                          Будь на Руси ты певец несравненный.
Пушкин и Гнедич интуитивно догадывались, что гомеровская Троя (тар-Ру(ўи)са)  есть древнейшая Русь. Но они, естественно, не знали, в каком точно месте она находилась. Это стало известно после того, как Генрих Шлиман обнаружил её местонахождение в своих археологических  раскопках. Троя пала в жестокой войне с ахейцами-аргивянами-данайцами. А вот в  Сказке Пушкина у царства Салтана более счастливый конец. Как Салтан прибыл в гости к сыну Гвидону на  его остров, так там и остался. А ткачиху с поварихой, с сватьей бабой Бабарихой, на радостях, отпустил по домам.  
                           Примечание
     Подробнее о том, как была идентифицирована  Св. Троя с древней Русью, рассказано  в книге: Л. Г. Антипенко. Русь изначальная. Истоки русской цивилизации. М.: Канон+РООИ «Реабилитация», 2019.  


Количество показов: 3784
Автор:  Антипенко Л. Г.