Л.Г.Антипенко "Слово о русской цивилизации"

9.   Для сохранения в будущем русской цивилизации надо окончательно развеять туман религиозного дурмана,  исходящий от иудеохристианства. Всякий  раз, когда он усиливался,  она попадала в полосу  национальных бедствий. Только при  условии окончательного отрешения от иудеохристанской идеологии мы можем надеяться на реализацию оптимистической перспективы, изложенной в предыдущем параграфе. Русь, ставшая в своё время под знамёна ниспосланного ей Логоса, отвергла не только образ «раба божия», но и сам этот иудеохристианский термин. Не  имя раба, а имя отрока Господня, отрока Божьего  возлагал на себя русский человек после принятия новой формы  религиозной  веры (исторические свидетельства на этот счёт приводятся  как в отечественной, так и в зарубежной исторической литературе, например, в [19; 211, 492]). Кроме того, в рамках эллинистического православия, принятого  нашими предками, была  отвергнута и пагубная религиозная доктрина наказания людей за грехи путём так называемого попустительства, когда бог якобы наказывает человека, отдавая его в лапы дьявола.

Наши духовные подвижники с самого начала вступили в жестокую борьбу как с иудеохристианством, так и с его наиболее распространённой разновидностью – латинством, или католичеством. Об этом свидетельствует немалое количество  сохранившихся, к счастью, текстов  святоотеческой литературы, написанной в столетия, предшествующие церковному расколу. Сошлёмся на один пример. Это – послание старца Елеазарова монастыря Филофея  великому Московскому князю Василию II c разъяснениями постановлений, принятых на униатском Флорентийском соборе 1448 года. «Радуйся, – писал старец, – благоверный князь Василий, который Русскую землю верою утвердил истиною православною, и положил венец на голове твоей – святое крещение.          

Радуйся, православный князь Василий, утвердил ты всех священников церковных. <...>. Да кто же не удивится такому твоему благочестию, который отсек от святой церкви ересь и срезал колос буйства латинского <...>  и не дал  разразиться буйству латинскому Ветхого закона, дабы вкусили и повергли православную веру» [20; 93]. Напомним, что то же самое делает в своём «Слове о законе и благодати» и митрополит Иларион Киевский, отвергая иудейский Закон (Тору) в пользу православной Благодати. («Закон» сопоставляется с тенью, с ночным холодом, а Благодать – с солнечным сиянием и теплотой).   

Многие современные церковные историки хотя и находятся под тенью страха, нагоняемого адептами иудейской мифологии, однако в своих изысканиях вынуждены констатировать наличие существенного различия между иудеохристианством  и православным эллинизмом. Эллинизм в Церкви, осторожно признаёт в своих «Путях русского богословия» прот. Георгий Флоровский, не есть только исторический и преходящий этап, ибо Церковь наша имеет дело с христиански-преображённым эллинизмом. Поэтому  все  соблазны «острой эллинизации» христианства, не раз повторявшиеся  в истории, не могут ослабить значимость того основного факта, что христианское  благовестие и богословие от начала были изречены и закреплены именно в эллинских категориях. «Патристика, – соборность, – историзм, – эллинизм, – всё это сопряжённые аспекты единого и неразложимого задания…» [21; 509]. А относящийся с большой долей симпатии к католичеству М.Э. Поснов отмечает существование двух лагерей в христианстве в зависимости от их отношения к так называемому язычеству. «Священное Писание, – ссобщает он, – называет языческих идолов демонами; но  чтобы в язычестве всё было только демоническое – этого оно не говорит. Если многие церковные писатели (Тертуллиан, Лактанций, Арнобий) подчёркивали демоническую, отталкивающую сторону в язычестве, то другие (Св. Иустин, Феофил, Ориген,  Климент  Александрийский, Василий Великий, Иоанн Златоуст) находили в нём  глубокое предчувствие божества, божественного Логоса, рассеивающего семя, лучи истины» [22;27]. 

Всякий, кто ставит себя в положение раба божьего, вольно или невольно живёт в состоянии религиозного страха, худшего вида страха, который может овладевать человеком. Но наличие таких состояний порождает страх противоположного рода –  страх перед опасностью оказаться в плену религиозного рабства. Поскольку страхи эти одного и того же корня, они становятся причиной крайнего ожесточения людей. Только так можно объяснить те чудовищные проявления людского насилия, массового взаимного истребления сограждан,  которые творились в России в годы революции 1917 года и последовавшей за ней гражданской войны. Только так можно объяснить бессмысленные, казалось бы, погромы церквей, уничтожение церковных зданий. Кто усомнится в таком выводе, пусть  вспомнит «Очерки бурсы»  Н.Г. Помяловского, в которых автор показывает, до какого озверения доходили бурсаки-семинаристы именно из-за того, что в их головы вколачивались ветхозаветные догмы. Нельзя считать случайным и тот факт, что многие выпускники духовных семинарий (Н.Г. Чернышевский и др.) становились непримиримыми революционерами. К числу таковых принадлежал и И.В. Сталин, который впоследствии вернулся в лоно Православия, но только после того, как осознал, что его нельзя отождествлять с иудеохристианством.[Заметим, что о новом религиозном сознании  Сталина свидетельствует красноречивая реплика, брошенная им в беседах с Лионом Фейхтвангером.  Лион Фейхтвангер записал: «Он взволновался, когда мы заговорили о процессах троцкистов. <…>. «Вы евреи, – обратился он ко мне, – создали бессмертную легенду, легенду об Иуде»». «Как странно, – комментирует короткое сталинское высказывание писатель, – слышать от этого обычно такого спокойного человека эти простые патетические слова» [23; 369–370]. Но надо понимать, легенда – нечто большее, чем просто отдельно взятый  исторический факт.]  

Предельным выражением иудеохристианской идеологии в нашей истории, её живым символом, символом того, что как раз именуют «рабом божьим», стала фигура  Григория. Распутина. «Его создали, – писал С.Н. Палеолог, – укрепили и окружили ореолом силы и могущества  некоторые беспринципные представители нашего петроградского общества, спекулянты-дельцы интернационального типа, и горе-бюрократы послестолыпинской формации, стремившиеся при помощи Распутина делать быструю, незаслуженную и постыдную карьеру» [23; 77].

[Сошлёмся на описание эпизода встречи Палеолога с Распутиным, искавшего в апартаментах юстиции самого министра. «Я объяснил ему, – вспоминает автор,– что министр  принимает в своём доме на Фонтанке, по особой записи, а тут он может видеть, если хочет товарища министра  А.Н. Харузина.

       – Скажите, как ваша фамилия и по какому делу, и я устрою вам приём.

       – Жидков вы все обижаете, – вот я за них и хожу. Градоначальник не принял, не пустили; пристав не хотел слушать, – теперь к министру иду. Не примет – Царю-Батюшке жалиться буду. Они ведь тоже люди, хоть и другой веры. А перед Богом и Царём все равны. Ён прикажет» [23; 80]. И царь приказывал.]  

Такова краткая, но точная характеристика этой креатуры, особенно если учесть, что к её созданию приложили в первую очередь те самые интернационалисты, которые потом в 1917 году и захватили политическую власть в стране.

Факт эллинистических религиозных оснований русской цивилизации подтверждают исторические свидетельства многих зарубежных авторов. Такие свидетельства  особенно убедительно звучат со стороны тех иностранцев, кто не питал дружеских чувств к  России. Посланник английской королевы Елисаветы к царю Феодору Иоанновичу  свои впечатления о проживании в Москве (находился в ней  в 1588–1589 годах) изложил в книге «О русском государстве», изданной в 1591 году. Среди  присущих,  по его мнению, Московии «религиозных заблуждений» он особенно отмечает то обстоятельство, что в церквях не читают всенародно «некоторых книг Священного писания, каковы, например, книги  Моисея, особенно последние четыре: Исход, Левит, Числа и Второзаконие, признавая их недостоверными и утратившими своё значение со времени пришествия Христова…» [24; 138].  Не нравится ему и то, что жители Московии «отдают предпочтение своей церкви перед всеми прочими, утверждая, что у них сохраняются самые истинные и справедливые предания, сообщённые Апостолами Греческой церкви, а от неё полученные ими». Всё верно. Но только так было до времени никонианского раскола. После раскола начались в стране духовные нестроения, было прервано стремление церковной и светской власти к поддержанию социальной справедливости.

Напомним, что крепостное рабство в России было привито в ней насильственно со стороны чуждой ей в религиозном плане Западной цивилизации. И любопытно, что прочитать об этом мы можем у А.И. Герцена в его посланиях «с того берега». У жившего в эмиграции Герцена не могло быть никакой предвзятости, когда он, например, подбирал и анализировал исторические факты для статьи «Крещёная собственность». А в ней – история ряда социально-политических событий, произошедших в России, начиная с того момента нашей истории, когда в русскую жизнь вошла поговорка «Вот тебе, бабушка, и Юрьев день». Вот его описание (небольшой отрывок из статьи):

«История мер, взятых Годуновым, известна, – царь Борис был большой «просветитель», и прикрепление мужиков он не выдумал, а взял у балтийских немцев.

Под предлогом голода, перехода в плодоносные страны государства, перехода от мелкопоместных господ к богатым он ограничил право покидать землю, не отдавая, впрочем, крестьянина в неволю. Под тем же предлогом голода и побегов к казакам он прикрепил дворовых людей к их господам. Мало-помалу исчезли последние права перехода; не произнося слово «рабство», на самом деле правительство лишило всех прав крестьян, живших в частных владениях. Цепь, коварно положенная около сельской общины, затягивалась более и более, до тех пор, пока великий мастер Пётр запер её замком немецкой работы» [25; 323].

Для русской цивилизации не является чуждой идея социализма, но, конечно, представленного в национальном варианте.  Если социализм, писал К.Н. Леонтьев, как законная организация труда и капитала, как новый корпоративный порядок, не вредящий ни Церкви, ни семье, ни высшей цивилизации, имеет будущее, то его не сможет осуществить никто, кроме Монархического правительства. Возлагая надежды на Монархическое правительство, Леонтьев полагал, что нельзя  допустить  прихода в страну того типа социализма, который представляет собой «нигилистический бунт и бред всеотрицания» [2; 395].

Нет необходимости доказывать, что русская цивилизация выстояла,  в общем и целом сохранив свою самобытность, и в годы советской власти. Она доказала свою жизнеспособность в тех условиях, когда пытались начисто уничтожить её исторические корни, когда постоянно звучал как заклинание девиз «Мы все родом из Октября».  Где же искать, зададимся вопросом, причины и истоки нашей победы над такой страшной силой, как гитлеровская Германия? Конечно же, в недрах русской цивилизации! Ибо в ней источник небывалого боевого опыта, приобретённого нашими предками  за тысячелетнюю историю. То же касается, например, и наших высоких достижений  в освоении космического пространства. За этими достижениями стоят имена Ломоносова,  Лобачевского, Менделеева… Творческий потенциал русской цивилизации проявился даже в сельском хозяйстве, несмотря на все те чудовищные расправы, что учинялись в деревнях над крестьянами  в годы коллективизации и последующих за ней колхозных экспериментов. Проявился, к примеру, в  замечательной системе  земледелия, предложенной  Семёном  Терентьевичем Мальцевым (1885–1994). Нелишне будет напомнить, что в её основе лежат научные открытия Василия Васильевича Докучаева (1846–1903), послужившие, кстати говоря, и отправным началом при создании учения  о земной биосфере.

Назад 1 2 3 4 5 6 7 8 <9> 10 Вперед